Светлый праздник Сретения Господня – один из 12 “двунадесятых” праздников, последний большой зимний праздник перед началом Великого Поста. Слово “Сретение” означает “встреча”. Этот праздник – день, когда на 40-й день Младенца принесли в Храм, где его встретил благочестивый старец Симеон, дожидавшийся этой встречи несколько столетий.
Храмы, посвященные Сретению Господню, всегда очень красивы, их история окружена легендами и необычайными событиями.
Вот некоторые из них.
Храм Сретения Господня в Вологде.
Сретенская (Богоявленская) церковь в Пушкине (в Новой деревне).
В этом храме, который был построен в 1875 году при железной дороге, служил о. Александр Мень. Здесь находится и его могила. Это “теплый”, зимний храм, который был построен при летнем, на пожертвования местных жителей. Но удивительнее всего то, что в советское время при расширении и реконструкции железной дороги его не снесли, а спасли местные жители, которые добились разрешения перенести храм на новое место.
Сретенская церковь в Переславле-Залесском.
Дата ее постройки обозначена в документах под 1785 годом, но ее история началась гораздо раньше. Вплоть до 1753 года у самой ограды Горицкого монастыря стояли две деревянных церкви − в честь Сергия Радонежского (летняя) и Сретения (зимняя). Они относились к Сергиевскому приходу. В 1753 году переславский епископ Серапион выдал разрешение на постройку одной новой каменной церкви взамен обветшавших. Церковь должна была быть Сретенской, с приделом в честь Сергия Радонежского. Но строительство успели только начать. В это время в Переславль прибыл новый епископ, Амвросий, при котором началось грандиозное строительство в Горицком кафедральном монастыре. Стоящие в непосредственной близости от монастыря приходские церкви велено было убрать, а кирпич с начавшегося строительства вернуть прихожанам и употребить его на строительство церкви на новом месте, более удаленном от монастыря.
А на новое, указанное для постройки храма место просто перенесли старую деревянную церковь и освятили ее в честь Александра Невского, по настоянию того же епископа Амвросия. Через 20 лет старое деревянное здание пришло в негодность и обветшало. Тогда священники Александро-Невской церкви Стефан Иванов и Василий Иванов обращаются к новому переславскому епископу Феофилакту с просьбой вернуть их приходу столько кирпича, сколько было потрачено на недостроенную церковь у стен Горицкого монастыря (ее разобрали и пустили на материалы для обновления монастыря). Прошение было подано в 1778 году, но кирпича прихожане так и не получили. Наконец 26 октября 1785 года новый Сретенский храм с одним приделом Александра Невского был освящен.
В советское время церковь была закрыта, всю ценную утварь местным священникам было приказано сдать. С 1988 года храм снова возвращен верующим, довольно быстро началась его реставрация, и сейчас с трассы хорошо видна красивая белая церковь с высоким шпилем, стоящая на пригорке.
И, напоследок, – прекрасное стихотворение Бродского, посвященное этому празднику.
Иосиф Бродский. Сретенье
Анне Ахматовой
Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке Храма.
Тот Храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил:
“Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
дитя: Он — Твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в Нем”. — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами Храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах
спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена
Мария молчала. “Слова-то какие…”
И старец сказал, повернувшись к Марии:
“В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око”.
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значенье и теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему Храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковская тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами Храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
Март, 1972 г.