3 декабря для общего доступа в ГМИИ им.А.С.Пушкина на Волхонке открылась выставка английского художника Томаса Гейнсборо. Впечатления от похода на выставку в первый же день ее работы на первый сеанс (по электронному билету), рассказ о картинах и немного советов.
В первый день очереди не было. Народу немного. Несколько групп школьников, которых привели просто в музей. Много пожилых тетушек – поклонниц искусства, ходят поодиночке, попарно и даже тройками. Парочки – редкие вкрапления. Еще встречаются юные девицы – тоже парочками.
Поднимаемся на второй этаж. Там, как полагается, два зала, большой и галерея над лестницей. Разница только в том, что теперь на входе в обе части надо предъявлять билет. Но проходить можно сколько угодно раз, просто предъявляя каждый раз билет, так что не теряйте ценный листок, если билет у вас в бумажном виде.
Смотрительница посоветовала начать с автопортрета художника. Портрет этот Гейнсборо писал, кстати, в подарок своему другу Абелю, но друг внезапно умер, что очень расстроило художника.
Лично мне автопортрет не очень понравился. Зато понравился висящий рядом портрет Самюэля Линли. Такой вертеровский тип, очарование.
Дальше шла картина, понравившаяся мне едва ли не больше всех. Это портрет миссис Элизабет Муди с сыновьями (я бы решила, что это дочери). Миссис воздушная, с закушенной губой, как будто вот-вот рассмеется. А кто ее знает, может, у нее был смешливый нрав, и она очень старалась не смеяться, пока художник ее изображал.
Зато сидящая рядом леди Скрайн с высоченной прической и при арфе – тоже вся такая эфирно-воздушная, но губы сжала, как будто ее арфа эта достала совсем.
Уверенная в себе и лучащаяся благополучием семья Джорджа Байяма. У мамы и дочки совершенно одинаково поджаты губы. Вообще интересно смотреть именно на портреты детей у Гейнсборо, они непарадные.
Следом – бам! – жутким диссонансом во всю эту эфирность и прелесть вдруг врывается портрет двух некрасивых женщин с грубоватыми чертами лиц. Пучеглазые какие-то, бррр… А это вовсе и не Гейнсборо. Это ехидные музейщики вставили сюда работу Антониса ван Дейка. Леди д’Орбиньи и графиня Портленд. Я их даже показывать не буду, кому надо – ищите сами.
Это была одна сторона большого зала. Там странно так все устроили – по стенам картины, а посредине стулья для зрительного зала расставлены. Жутко неудобно – назад не отойдешь, а картины-то большие. В день открытия (не для всех) этого безобразия не было. Пробралась я мимо этой чертовой сцены, запинаясь о сидящих в первом ряду теток, и – уииии! – мои любимые померанские шпицы!!! С детства мне эта картина больше всех нравилась.
Глаза у шпица и щеночка – как живые, так на тебя и смотрят. Занятна история картины – эти шпицы были собаками композитора Карла Абеля, он давал Гейнсборо уроки музыки, а в благодарность тот написал ему картину с его собаками. По крайней мере, так рассказывает табличка у картины.
Бедные шпицы – мишень для селфи всех проходящих, от старух до девиц. “Сними меня еще вот так! Нет, давай я здесь встану!” Посетителям уже не до картин, надо себя запечатлеть и выложить. Да, я недобрая, а что делать. Впадать в прелесть по заказу не умею.
За шпицами – длинный ряд пейзажей. С облаками, желтеющими листьями и фигурками людей и собак. Неяркая природа Англии и Шотландии, с нежными красками – можно смотреть и смотреть, очень успокаивает.
Вот “Рыночная повозка” (The market cart). Или Торговая повозка, не знаю. Не то везут товар на рынок, не то развозят по покупателям… Но на дворе явно осень, высокое облако над деревьями с желтеющей листвой, мелкая лошадка… И обязательный сборщик хвороста сбоку ))
“Wooded landscape with cattle by a pool” – замечательная фигурка женщины в центре, высвеченная ярким пятном, словно Мадонна с младенцем, и дитя ручку так протягивает куда-то… А сборщик хвороста опять справа пристроился, в тени ))
“Extensive wooded upland landscape” – Озерный край, утверждается, что написано как воспоминание после поездки в Шотландию, которая художника впечатлила очень.
Из дома-музея Гейнсборо, как и многие картины на выставке.
“Rocky coastal scene with ruined castle, boat and fishermen” – указывает табличка на следующей картине, которая своим светом и цветом меня задержала надолго. А на самой картине, на раме, подпись: “Mettingham castle near Bungay, Suffolk”. Вот и думай, где тут правда )) Меттингемский замок действительно есть, и действительно в руинах, и похож.
Маленький рисунок “Крестьяне, едущие на рынок” тоже с какими-то явными библейскими параллелями.
Люди на выставке как с цепи сорвались. На картины смотрят мельком. У всех – телефоны наготове, как только подходят к следующей картине, тут же начинают щелкать. Что они потом увидят в этом миллиарде ненужных кривых снимков – я даже представить себе не могу. На выходе из зала говорю смотрительнице – зря, мол, съемку не запретили, ну невозможно просто. А она мне: “Это вы не видели, что творилось на Рафаэле!” Видела я )) А она говорит: “На Рафаэле же первые два дня запретили съемку, так к руководству такие делегации разгневанные пошли – пришлось разрешить. Ужасно, мешает смотреть, а что поделать”. Я бы на месте руководства эти делегации послала. Или выставила в холле где-нибудь копии для съемки, пусть хоть общелкаются и обселфятся до обморока, лишь бы от картин подальше и от нормальных зрителей.
В зал-галерею я перешла, сначала выяснив, можно ли будет вернуться в первый зал, к собачкам. Меня заверили, что сколько угодно можно ходить, лишь бы билет был с собой.
На галерее – тоненькая и бледная девчушка в драном платьице, с охапкой колосков. Оказалась – Маргарет Гейнсборо, дочь художника. В образе крестьянки.
На следующей картине она уже в парадном виде.
Упс – вдруг следом за ней совершенно не гейнсборовские лица, два пухлощеких мальчика, ярких, упитанных. “Портрет детей Килби”. Неизвестный английский художник, современник Генйсборо, картина из фондов ГМИИ. На фоне мальчиков усиленно снимаются две тетки недогламурного вида. Я подумала, не сказать ли им, что это вообще-то не Гейнсборо, но думаю – зачем людей огорчать, им мальчики в ярких одежках явно больше всего понравились )) И вообще они очень популярны, как я заметила.
Конечно, куда там до таких веселых круглощеких мальчишек бледному, похожему на Даньку из “Неуловимых”, “Питминстерскому мальчику”. Он помогал художнику в работе, заодно и прославился.
Рядом замечательная пара картин. “Портрет девочки” и “Портрет мальчика”. Обе датированы 1744 годом. Читаю табличку. Когда-то это была одна картина. А, точно, вон рядом с мальчиком – кусок голубого платья.
Как потом была мода вырезать из фотографий куски, так тогда могли обращаться и с картинами…
Два горделивых портрета – важной старухи в кружевах, Гертруды, леди Алстон…
…и капитана британского флота Джона Уитмора Четвинда. Осанистый моряк (в жизни бы не догадалась, что моряк) – из частной коллекции, но коллекционер оказался не жадным и передал картину на хранение в музей Гейнсборо.
Около капитана я окончательно устала и присела отдохнуть, благо скамеек много. Рядом приземлилась пожилая тетушка в блузке в горошек, с каталогом выставки в руках. Я спросила ее, полный ли каталог (цена 2000 р., и довольно велик размерами, так что надо понимать – стоит ли брать). Разговорились. Тетушка оказалась большой любительницей путешествий, проехала с автобусной экскурсией всю Англию (недоуменно говорит: “Вот все эти туристы, которые со мной ехали, не понимаю, зачем вообще поехали! Им же ни-че-го не интересно! Не знают и не хотят знать!”). Она же доверительно сообщила мне, что выставкой мы обязаны тому, что музей Гейнсборо закрыт на длительную реставрацию, а чтобы картины зря не лежали, их и отпустили в турне )) Заметила с нескрываемым весельем, что на потрете композитора Карла Абеля (друга художника) лучше всего получился музыкальный инструмент.
В конце галереи стоят стенды с различной информацией, в том числе с этапами жизни и творчества. Больше всего мне понравилось, как он рассорился с Королевской академией за плохую развеску картин на выставке.
Вот это я понимаю, профессиональный подход к своей работе! С Пушкинским музеем он, пожалуй, тоже мог бы рассориться, посмотрев на развеску, потому что освещение, увы, оставляет желать лучшего. Большущий портрет Абеля Мойси, сына врача из Бата, который лечил Гейнсборо, осматривать можно только впритык, отступать некуда, и все в бликах.
В зале, соединяющем обе галереи, развешены гравюры и рисунки. Довольно кучно развешаны, так что понять, кто есть кто и что есть что, не так-то просто. Поэтому я для общего впечатления рассматривала их без названий, издалека. Лесничий, мальчишка-пастух с собакой, пейзажи…
Зато дом-музей поделился интересными артефактами. Во-первых, тростью-шпагой, принадлежавшей Гейнсборо.
А во-вторых, прядью его волос.
Последняя галерея оказалась проходом по раннему творчеству. Портреты ранние совсем забавные, такое ощущение, что художник не то тяготел к шаржу, не то это был такой натурализм, за который его не хвалили )) Вот к примеру, “Портрет миссис Кобболд и ее дочери Энн” – две смешные, ужасно похожие некрасивые дамы, вполне могли обидеться, увидев себя такими. И доказывай им потом, что на правду не обижаются и что художник должен быть правдивым.
Молодые щеголи на лесной опушке, под деревом: Питер Дарнелл Милмен, Чарльз Крокатт и Уильям Кибл. Тоже со смешными породистыми носами.
Еще один молодой щеголь, мальчишка, с гордым видом стоит посреди леса, с верным спаниелем. Сказано, что это “Портрет джентльмена с собакой в лесу”, а дощечка на раме утверждает, что это, вероятно, Уильям Коупер. Кто такой, история умалчивает.
Чудесны, конечно, на этой стороне пейзажи. Я залюбовалась и “Лесным пейзажем с сидящим пастухом”…
И “Пейзажем с крестьянином с ослами” (название там длиннее, но вы понимаете, о чем речь).
И извилистыми дорогами в разных вариантах (Гейнсборо любил эти извилистые дорожки на природе).
Посмотрев все, очень рекомендую пройти выставку по второму кругу, для усиления и уточнения впечатлений, ведь со второго взгляда можно найти что-то, что сначала прошло незамеченным.
Самых громких шедевров Гейнсборо на выставке немного. Шпицы вот мои любимые, да еще несколько портретов. И “Мальчика в голубом” нет, и “Сборщиков хвороста”, и многих прославленных семейств. Зато есть много такого, чего в альбомах не встречается. И это хорошо.